— Все, — сказал нам Эльф. — Ника едет сюда. Задержите её. Я скоро вернусь.
Он поднялся и ринулся к двери.
— Ты куда? — спросил я, жестом прося остановиться хоть на секунду. — Черт с ним, с Димычем. Пусть живет. Полетели вместе с Никой в Москву.
— Нет, — ответил он. — В Москве меня «Моссад» отыщет быстрее, чем в Берлине. Лучше мы вместе с Никой уйдем на второй уровень.
— Юра, ты бредишь, — сказал я.
Потом вспомнил недавний, а казалось, уже вчерашний разговор, сообразил, что он имеет в виду дружное самоубийство на пару с любимой, и решил уточнить:
— А разве Ника тоже Посвященная?
— Нет, в том-то и дело, что нет. Но мы должны уйти вместе, я думаю, у меня получится.
— То есть ты хочешь убить и ее?
Эльф поморщился, как от боли.
— Я хочу убить его. А с ней я хочу уйти вместе, — тупо повторил он.
— Давай ты никуда не пойдешь, — предложил я, заступая ему путь. — А мы вместо тебя закончим твою работу. Сиди здесь и жди свою Нику.
На какую-то секунду легкое колебание отразилось на лице Эльфа. Но он потряс головой и сказал упрямо:
— Нет. Я должен идти. А вы задержите её.
Я понял, что все равно не смогу его остановить и отошел в сторону.
* * *
А Ника до нас не дошла. Люди изобрели на свою голову такую замечательную штуку, как мобильный телефон. Из-за какой-то сущей ерунды она позвонила домой с полдороги, и Дитмар, вовсе и не думавший ревновать её к Эльфу в этот драматичный момент, невозмутимо сообщил:
— Ну, где тебя носит, родная? Сказала, на минутку… А тут уже Юрек пришел, помогает ребятам искать взрывчатку.
Ника почуяла неладное. Развернулась и побежала обратно.
А Юрек, конечно, помогал ребятам. И даже закладки искал, но с совершенно другими целями. Его, собственно, интересовала не столько взрывчатка, сколько способ рвануть её как можно быстрее, да ещё так, чтобы самому смыться. Проще всего было выпрыгнуть в окно, найти канаву поуютнее и, падая в нее, на лету выстрелить себе за спину. Только прежде, чем все это делать, стоило убедиться в исправности устройств, срабатывающих на выстрел. Вот этим наш дорогой Юрек, надо полагать, и занимался.
Достоверных сведений на сей счет не осталось. Весь нижеследующий эпизод был реконструирован исключительно по аудиозаписи. Магнитофоны ЧГУ, да и прочих служб, находились, как водится, в машинах за квартал от объекта, а видеопленки погибли в момент взрыва в доме вместе с камерами. Короче, из сохраненных для истории разговоров получается примерно следующее.
Процесс изучения всех наших закладок занял у Эльфа изрядное время. Да он ещё дюже тормозной был после бессонной ночи и своих чудовищных голубых таблеток. И вот, когда уже, скорее всего, стало ясно, что оставшийся под полом заряд исправно сработает на выстрел и можно бежать, в комнату влетела переполошенная Ника.
* * *
Ника. Здравствуй, Юра! Ну, что тут у вас?
* * *
В этом месте записи очень долгая пауза. А потом — следующий диалог:
* * *
Линдеманн. Ах, Юрка-Юрек, неужели ты думаешь, что старика Линевича можно так просто перехитрить?
Семецкий. Я не думаю — знаю. Я уже перехитрил тебя. Ника, прости! Очевидно, с этими словами Эльф вынимает пистолет и приставляет его себе к виску.
Ника (истошно). Не делай этого! (Очевидно, бросается к Эльфу, а Дитмар хватает жену за руки и не пускает, дальнейшие слова явно обращены к Линдеманну). Отпусти меня, слышишь, отпусти! Что же ты делаешь, сволочь! Ты хочешь, чтобы он умер? Отпусти! Я никогда тебя не любила!
Линдеманн (глухо). Ты врешь.
Ника (почти спокойным голосом). Наверно. Наверно, я вру. Просто я хотела сказать, что с тобой мне никогда не было так хорошо в постели, как с ним. Потому что ты, Димыч, в первую очередь думаешь о себе. И только с Юркой… только он… это незабываемо…
Новая долгая пауза.
Линдеманн. Уходи. Я тебя отпускаю.
Семецкий. Спасибо, Димыч.
Линевич. На здоровье, Юрек. Посмотри, а вот это кто?
Линевич показывает Семецкому чью-то фотографию. Чью именно, установить не удалось.
Семецкий. Димыч, ты с ума сошел? Это же Ника.
Линевич. Нет, дорогой, смотри внимательно.
Ника. Юрка, что он говорит? Я ничего не понимаю.
Семецкий. Я тоже. Димыч просто сошел с ума.
Линевич. Взгляни, Ника. Разве это твоя фотография?
Пауза.
Ника. Нет. Ну и что?
Линевич. Он любит её, а не тебя. А теперь можешь уходить.
Ника. Это какой-то бред…
Семецкий. Димыч, ты дурак. Иди ко мне, Ника…
* * *
Далее в фонограмме некий шум. Очевидно, Ника бросается к Семецкому, роняя что-то. В финале легко различимы два звука: пистолетного выстрела и взрыва. Интервал между ними строго соответствует указанному в тактико-технических данных специального взрывного устройства.
5
Линдеманн находился в непосредственной близости от закладки Си-4 весьма солидной массы, вот почему его труп ни в одном из протоколов опознания не значился. Эльфа и Нику от эпицентра взрыва отделяло несколько метров, благодаря этому изучение фрагментов тел позволило экспертам предположить: они двое в момент гибели стояли крепко обнявшись.
Ну, а результаты теракта в целом получились довольно бледненькие: погибших всего пять (с Линдеманном в комнате были двое телохранителей), пострадавших — тринадцать (десять человек из обслуги резиденции с несерьезными травмами и три случайных пешехода с легкими царапинами).
А вот стекла вылетели почти во всем квартале.
* * *
До самолета мы добрались благополучно, даже стрелять не пришлось. Документы предъявляли повсюду, где надо, держались индеферентно. И только Циркач был какой-то серый с лица.
— Ты, наверно, в Нику влюбился, которую не видел ни разу, — пошутил я более чем мрачно.
— Наверно, — сказал Циркач и гадко отпарировал: — А ты, наверно, в Эльфа влюбился.
Он был почти прав. Такие люди, как Юриуш Семецкий, мягко говоря, не часто встречаются, и отношение к ним у меня особенное. Нет, я не слишком верил его пьяному ночному монологу, заимствованному из какого-то фантастического романа, а последние слова про Нику звучали и вовсе полнейшим бредом. Но с другой стороны, я чувствовал явное раздвоение сознания, будто бы одна половинка мозга, сохраняла здоровый скепсис, а другая истово верила во всю эту романтическую чушь. Ведь была сигарета, зажженная от пальца, и был Вроцлав, где он убежал после дозы мощнейшего анестезирующего средства, и было досье на Эльфа, в котором подтверждалась его многократная гибель…Впрочем, утомленные половинки моего мозга конфликтовали между собой вяло. Главным было совсем иное ощущение — дьявольская смесь восторга и горечи утраты.
Весь опыт общения с Эльфом заставлял меня восхищаться этим человеком.
— Он был сильнее меня и так и ушел из жизни победителем. А ты говоришь, «влюбился»! Смешной ты, Циркач!..
Последние слова я, кажется, произнес вслух.
Циркач не ответил.
Мы сидели в ресторане аэропорта Фюльсбюттель в ожидании рейса на Москву, и на меня вдруг навалилась такая тоска! Вы не поверите, почудилось, что жить на этом свете больше не за чем. Что я уже все-все сделал — и хорошее, и плохое, и для своей страны, и для своей планеты, — и теперь вообще не нужен никому. Даже моим друзьям. Даже моей Шушуне, потому что теперь я стал другой, я — уже не я, потому что мир опустел без Эльфа…
Дурдом!
Я зажмурился. Помотал головой и сказал:
— А что, ребятушки, давайте закажем себе литр водки и все вместе выпьем на посошок!
— И ты? — осторожно поинтересовался Фил.
— Ну, конечно, работа-то закончена. Что я, не человек?
Я уже встал и решительно двинулся к стойке бара.
Фил догнал меня. Сгреб в охапку и потащил обратно к столу:
— Только не это!
Я подчинился, сел. Шкипер проговорил тихо:
— А может, правда, выпить? Чего такого?
— Да ты что? — зашипел на него Фил. — Чечню забыл, что ли? Или не знаешь предыстории? У Крошки с каждой дозой эффект получается все мощнее. Если он сейчас выпьет, он же до Москвы пешком пройдет быстрее самолета и живого места по пути не оставит…
Фил нес чудовищную ахинею, я даже хотел засмеяться. Но вместо этого сжал кулаки до белизны в костяшках, уронил на них голову и заплакал.
6
Генерал-майор Кулаков притащился ко мне в Бадягино, как всегда, неожиданно. Хорошая погода, как назло, закончилась, похолодало резко и противно. Зарядили дожди, посыпались в тихие заводи Жидохманки золотые листья с деревьев, а все ещё зеленая трава вмиг сделалась грустно пожухшей от ночных заморозков. Впрочем, рыбачить в такое время самое оно, однако настроения не было. Мы просто побродили по скошенным полям, по проселкам и опушкам, подышали сырой сентябрьской свежестью.
Я уже успел перезабыть многое из того, что случилось летом, и начал путаться в фамилиях персонажей, точно так же, как в Берлине путался в названиях улиц. Дагестан меж тем уже полыхал вовсю. В Москве грохотали чудовищные взрывы, хоронившие под обломками домов десятки и сотни людей. Стамбульский и даже гамбургский теракты казались рядом с ними несерьезными, опереточными. Короче, полным ходом шла самая настоящая война в России, а параллельно — предвыборная компания. Одно к другому как бы не имело никакого отношения, и это было противно.